got a light, handsome?
.Доктор встречает его в больнице – куда уж предсказуемее. Все в нем: белый халат, вежливая компетентная улыбка и нахмуренные брови - более чем издержки любимой профессии, как и самый его внимательный взгляд. Леонард не самый молодой врач в их глобальной практикующей медицинской академии, но он один из важнейших специалистов и не осматривает больше пациентов с насморками, не вздыхает над чьим-то по сезону воспаленным горлом. Поэтому он его встречает – в очереди на прием, как и десятки до; после - выходящего из приемной торопливым шагом – и проходит мимо в свой кабинет, стараясь не остановиться.
Как по телепатической связи связывается с Леонардом Матильда – окулист, не замужем, двадцать семь (когда заглядывает Джим она разведена, ей тридцать - потому что она наивнейшее существо и зачастую даже перед собственными пациентами трепещет).
Матильда говорит:
- осмотри, я тебя прошу. Просто проблемный подросток. Я заполнила стопку твоих карточек.
Леонард входит в кабинет, тогда Матильда целует его в щеку:
- неудачное время для совещания, конечно.
Она легко потряхивает кудрями, пока вешает сумку на плечо и лукаво ему улыбается «мы над ним пошутили». Леонард не улыбается в ответ и не говорит ничего, осторожно и, предчувствуя что-то необычное, закрывает за Матильдой дверь. Парень лет семнадцати остро смотрит на него красными от утомления глазами.
- вы не окулист. – он говорит. Смотрит не мигая, от непривычки, должно быть, пугающе и зло. Боунз сам себе ухмыляется «непривычно. Просто так никто не смотрит, вот и все». Отвечает незамедлительно:
- но даже я скажу, что глазам в таком состоянии нужно чаще моргать.
- вы доктор Чеспик? – не меняя позы на стуле, спрашивает недо-пациент. Поза его неподдающаяся анализу: напряженная спина, расслабленная, слегка откинутая назад шея.
- я доктор Маккой.
Представляется он уже от стола, на котором лежит направление, лежит календарь и возмутительным образом отсутствует..
- где твоя карточка?
А этот пятнадцатилетний вампир декламирует:
- по записи к доктору Чеспик, мне, логично, следует явиться непосредственно к доктору Чеспик, доктор Маккой.
И произносит каждое слово так скоро и последовательно, что Маккой, будто сейчас тоже буркнет «логично» и они вместе выйдут через эту белую дверь окулиста доктора Чеспик и все закончится.
- как твое имя?
Ну и диалог. Почти как с опаздывающей женой разговаривать, ты ей : -я люблю тебя, а она : -а сколько у меня ещё минут? (-где левая туфля?)
- в этой больницу ещё не доставили мою карту, доктор Маккой?
Моё имя Спок, - говорит он с робким подобием улыбки.
Боунз мысленно махает на него рукой. Какой трудный. Ни одного нормального ответа, не сказал даже своей фамилии, на направлении не значится. Все же Маккой отвык принимать пациентов, днями и ночами трудясь над новыми вакцинами.
Это похоже на абсурдистский юмор, на выставку инсталляцию - то, как проходит их разговор, в котором Маккой взывает о помощи ради помощи пациенту. Выходит совсем не унизительно, как раз наоборот – возвышающе. Леонард повышает тон и Спок вжимается в кресло врача; его ноги достают до пола, у Матильды в этом кресле не достают; и доктор смягчается, говорит, к черту тебя, хорошо, я сделаю так, чтоб твои глаза не болели, они у тебя болят?
- я закончил диссертацию, - отвечает Спок.
Они выходят из больницы вместе, конец рабочей смены и конец дня, свет бьет в лицо, глаза Спока закапаны каплями. Когда Маккой держал руку над его глазами, влажными, темными, с длинными черными ресницами, рука дрогнула, вода попала Споку на верхнюю губу, Маккой наклонился и..
Они выходят, спускаются по низким ступенькам, рюкзак за спиной Спока - Боунз видит и спрашивает:
- сколько тебе лет, господи, я что, так и не спросил?
Думал о нем весь день и не меньше - об его возрасте, ругался, проклинал мысленно и ничего не выразил словами.
- Шестнадцать
Он говорит так, но на самом деле, если слова не имели бы никакого смысла, Маккой бы понял, как понимают иноземцев с их интонациями, одинаковыми у всех живых, что звучал страх и замешательство. Словно ему ещё не говорили, что здесь плохого, только повесили табличку "запрещено", но Спок уже ответил на запрещенный звонок, заговорил с незнакомцем, очнулся на полпути в темном безлюдном переулке.
Боунзу жаль, как никому другому, себя и чертову любимую академию, если его вышвырнут из неё, он шел к прогрессу и многое знает; злость вызывает запрокинутая голова Спока, зашел помочь коллеге, называется, как это ещё назвать; Спок говорит, на Земле ему шестнадцать, но, доктор, на планете в другой галактике, например, на Вулкане, ему было бы двадцать.
На планете в ближайшем галактическом скоплении от Млечного пути ему могло бы быть сто четырнадцать.
Он смешно оправдывается и серьезно говорит, высокий, ветер не трогает волосы, дует на его глаза; он моргает, моргает и влага накапливается в уголках.
Вулкан. Это подумать только, отсутствие ли фантазии – всего-то перенес ударение на первый слог, а вести такие диалоги - словно приступ выпадания из реальности. Его больница, работа и докучливые пациенты.
К черту.
Ветер – вот что ему хочется чувствовать, и Леонард догоняет Спока, словно бегущего вперед, но в действительности просто стремительного обладателя широкого шага. Парень не носит шарфы и бледная кожа его, замерзшая шея – слегка зеленовата, насколько может быть такой кожа человека. Маккой смотрит на его легкий шаг, на то, как солнце блестит на волосах, пуговицах, от солнца Споку становится теплей, он так говорит, но взгляд всё равно остается сосредоточенным и холодным.
Леонард знает, что может, как и все люди, любить кого-нибудь за юность и силу, сквозящую в движениях, а вовсе не за темноту, затягивающую как знание или вечность, в напряженных усталых глазах, но они оба понимают, что на самом деле это одно и то же. Маккой заговаривает первым всегда, ему кажется, Спок так хочет. Доктора это ещё не злит: его нерешительность и вместе с тем, столько уверенности - Спок ведет за собой, оказывается, живут они в двух шагах друг от друга, поразительное совпадение, сродни тому, как если росли бы они в разных звездных системах, имея одинаковое количество пальцев.
- у меня сегодня никого не будет дома.
Леонард, знай, что он может сказать такое, записал бы его на прием к себе сам, сам прогнал Матильду, подкинул идею для диссертации, физика, макробиология, что ему там нравится, Боунз сносно учился и способен ещё. Сейчас он улыбается:
- у меня, знаешь, тоже. И еще долго, наверное.
Он десяток лет в этом доме, в квартире, но почти никогда там не жил, он любил академию, а спал всегда где придется, они все так делали, Леонард, Джим с его подружками, и даже Ухура – самый одаренный курс, которым все давалось легко. В его столовой широкие окна, слишком интенсивная система подогрева пола, краска на потолке почти салатовая. Спок включает старый фильм, сначала не хочет смотреть, но его внимание постепенно полностью захватывает голографическая картинка. Леонард туда не смотрит вообще.
Это глупо, как глуп возраст – избыток фенилетиламина в шестнадцать, но он, много старше, много ответственней, куда более раздражительней. Спок обыгрывает его в шахматы, Леонард не досадует даже, игра представляет собой интерес единственно как средство общения, Спок по-другому не может, но он заинтересованней и смелей.
Благодарность за кружку чая он измеряет поцелуем. Он целует щеку доктора, говорит «спасибо», Боунз отвечает «пожалуйста» отвечает «ещё?» отвечает «я тебя поцелую, ты потом принесешь мне кружку» а потом не говорит ничего. Останавливается, думает, какой идиот, этот парень только оторвался от научной деятельности, не выходит из дома, наверное, месяцами, не похож на того, кто настолько извращен в собственных предпочтениях. Все заходит далеко, и пусть, но правила существуют и здесь, никто не отменял, торопишься, словно он телепортируется на свой Вулкан через минуту, ещё не хватало только залезть к нему в штаны.
Прекрати так дышать, в этой комнате достаточно кислорода, он примет тебя за астматика.
Тебе не столько лет.
Спок не пугается своих действий, вообще ничего не боится; фильм стихает – бушующее о скалы море, Маккой впервые думает он со мной останется? потому что словно пространственная дыра их время – ни час, ни число, ни год даже не всплывает в уме и может, ему пора домой, может, он новый тот невероятно юный студент, о котором все говорят в его, Боунза, академии, шестнадцать, вид до безнадежного одаренный - все верно; но Спок скорее исчезнет завтра, чем навсегда останется с ним.
Он останется – желает\видит во сне\загадывает Маккой, они ложатся на полу, в одеялах, перед телевизором и под звуки волн засыпают.
Ночью Боунз просыпается, а руки их переплетены.
Как по телепатической связи связывается с Леонардом Матильда – окулист, не замужем, двадцать семь (когда заглядывает Джим она разведена, ей тридцать - потому что она наивнейшее существо и зачастую даже перед собственными пациентами трепещет).
Матильда говорит:
- осмотри, я тебя прошу. Просто проблемный подросток. Я заполнила стопку твоих карточек.
Леонард входит в кабинет, тогда Матильда целует его в щеку:
- неудачное время для совещания, конечно.
Она легко потряхивает кудрями, пока вешает сумку на плечо и лукаво ему улыбается «мы над ним пошутили». Леонард не улыбается в ответ и не говорит ничего, осторожно и, предчувствуя что-то необычное, закрывает за Матильдой дверь. Парень лет семнадцати остро смотрит на него красными от утомления глазами.
- вы не окулист. – он говорит. Смотрит не мигая, от непривычки, должно быть, пугающе и зло. Боунз сам себе ухмыляется «непривычно. Просто так никто не смотрит, вот и все». Отвечает незамедлительно:
- но даже я скажу, что глазам в таком состоянии нужно чаще моргать.
- вы доктор Чеспик? – не меняя позы на стуле, спрашивает недо-пациент. Поза его неподдающаяся анализу: напряженная спина, расслабленная, слегка откинутая назад шея.
- я доктор Маккой.
Представляется он уже от стола, на котором лежит направление, лежит календарь и возмутительным образом отсутствует..
- где твоя карточка?
А этот пятнадцатилетний вампир декламирует:
- по записи к доктору Чеспик, мне, логично, следует явиться непосредственно к доктору Чеспик, доктор Маккой.
И произносит каждое слово так скоро и последовательно, что Маккой, будто сейчас тоже буркнет «логично» и они вместе выйдут через эту белую дверь окулиста доктора Чеспик и все закончится.
- как твое имя?
Ну и диалог. Почти как с опаздывающей женой разговаривать, ты ей : -я люблю тебя, а она : -а сколько у меня ещё минут? (-где левая туфля?)
- в этой больницу ещё не доставили мою карту, доктор Маккой?
Моё имя Спок, - говорит он с робким подобием улыбки.
Боунз мысленно махает на него рукой. Какой трудный. Ни одного нормального ответа, не сказал даже своей фамилии, на направлении не значится. Все же Маккой отвык принимать пациентов, днями и ночами трудясь над новыми вакцинами.
Это похоже на абсурдистский юмор, на выставку инсталляцию - то, как проходит их разговор, в котором Маккой взывает о помощи ради помощи пациенту. Выходит совсем не унизительно, как раз наоборот – возвышающе. Леонард повышает тон и Спок вжимается в кресло врача; его ноги достают до пола, у Матильды в этом кресле не достают; и доктор смягчается, говорит, к черту тебя, хорошо, я сделаю так, чтоб твои глаза не болели, они у тебя болят?
- я закончил диссертацию, - отвечает Спок.
Они выходят из больницы вместе, конец рабочей смены и конец дня, свет бьет в лицо, глаза Спока закапаны каплями. Когда Маккой держал руку над его глазами, влажными, темными, с длинными черными ресницами, рука дрогнула, вода попала Споку на верхнюю губу, Маккой наклонился и..
Они выходят, спускаются по низким ступенькам, рюкзак за спиной Спока - Боунз видит и спрашивает:
- сколько тебе лет, господи, я что, так и не спросил?
Думал о нем весь день и не меньше - об его возрасте, ругался, проклинал мысленно и ничего не выразил словами.
- Шестнадцать
Он говорит так, но на самом деле, если слова не имели бы никакого смысла, Маккой бы понял, как понимают иноземцев с их интонациями, одинаковыми у всех живых, что звучал страх и замешательство. Словно ему ещё не говорили, что здесь плохого, только повесили табличку "запрещено", но Спок уже ответил на запрещенный звонок, заговорил с незнакомцем, очнулся на полпути в темном безлюдном переулке.
Боунзу жаль, как никому другому, себя и чертову любимую академию, если его вышвырнут из неё, он шел к прогрессу и многое знает; злость вызывает запрокинутая голова Спока, зашел помочь коллеге, называется, как это ещё назвать; Спок говорит, на Земле ему шестнадцать, но, доктор, на планете в другой галактике, например, на Вулкане, ему было бы двадцать.
На планете в ближайшем галактическом скоплении от Млечного пути ему могло бы быть сто четырнадцать.
Он смешно оправдывается и серьезно говорит, высокий, ветер не трогает волосы, дует на его глаза; он моргает, моргает и влага накапливается в уголках.
Вулкан. Это подумать только, отсутствие ли фантазии – всего-то перенес ударение на первый слог, а вести такие диалоги - словно приступ выпадания из реальности. Его больница, работа и докучливые пациенты.
К черту.
Ветер – вот что ему хочется чувствовать, и Леонард догоняет Спока, словно бегущего вперед, но в действительности просто стремительного обладателя широкого шага. Парень не носит шарфы и бледная кожа его, замерзшая шея – слегка зеленовата, насколько может быть такой кожа человека. Маккой смотрит на его легкий шаг, на то, как солнце блестит на волосах, пуговицах, от солнца Споку становится теплей, он так говорит, но взгляд всё равно остается сосредоточенным и холодным.
Леонард знает, что может, как и все люди, любить кого-нибудь за юность и силу, сквозящую в движениях, а вовсе не за темноту, затягивающую как знание или вечность, в напряженных усталых глазах, но они оба понимают, что на самом деле это одно и то же. Маккой заговаривает первым всегда, ему кажется, Спок так хочет. Доктора это ещё не злит: его нерешительность и вместе с тем, столько уверенности - Спок ведет за собой, оказывается, живут они в двух шагах друг от друга, поразительное совпадение, сродни тому, как если росли бы они в разных звездных системах, имея одинаковое количество пальцев.
- у меня сегодня никого не будет дома.
Леонард, знай, что он может сказать такое, записал бы его на прием к себе сам, сам прогнал Матильду, подкинул идею для диссертации, физика, макробиология, что ему там нравится, Боунз сносно учился и способен ещё. Сейчас он улыбается:
- у меня, знаешь, тоже. И еще долго, наверное.
Он десяток лет в этом доме, в квартире, но почти никогда там не жил, он любил академию, а спал всегда где придется, они все так делали, Леонард, Джим с его подружками, и даже Ухура – самый одаренный курс, которым все давалось легко. В его столовой широкие окна, слишком интенсивная система подогрева пола, краска на потолке почти салатовая. Спок включает старый фильм, сначала не хочет смотреть, но его внимание постепенно полностью захватывает голографическая картинка. Леонард туда не смотрит вообще.
Это глупо, как глуп возраст – избыток фенилетиламина в шестнадцать, но он, много старше, много ответственней, куда более раздражительней. Спок обыгрывает его в шахматы, Леонард не досадует даже, игра представляет собой интерес единственно как средство общения, Спок по-другому не может, но он заинтересованней и смелей.
Благодарность за кружку чая он измеряет поцелуем. Он целует щеку доктора, говорит «спасибо», Боунз отвечает «пожалуйста» отвечает «ещё?» отвечает «я тебя поцелую, ты потом принесешь мне кружку» а потом не говорит ничего. Останавливается, думает, какой идиот, этот парень только оторвался от научной деятельности, не выходит из дома, наверное, месяцами, не похож на того, кто настолько извращен в собственных предпочтениях. Все заходит далеко, и пусть, но правила существуют и здесь, никто не отменял, торопишься, словно он телепортируется на свой Вулкан через минуту, ещё не хватало только залезть к нему в штаны.
Прекрати так дышать, в этой комнате достаточно кислорода, он примет тебя за астматика.
Тебе не столько лет.
Спок не пугается своих действий, вообще ничего не боится; фильм стихает – бушующее о скалы море, Маккой впервые думает он со мной останется? потому что словно пространственная дыра их время – ни час, ни число, ни год даже не всплывает в уме и может, ему пора домой, может, он новый тот невероятно юный студент, о котором все говорят в его, Боунза, академии, шестнадцать, вид до безнадежного одаренный - все верно; но Спок скорее исчезнет завтра, чем навсегда останется с ним.
Он останется – желает\видит во сне\загадывает Маккой, они ложатся на полу, в одеялах, перед телевизором и под звуки волн засыпают.
Ночью Боунз просыпается, а руки их переплетены.